Ирина Геращенко: «Чем меньше заложников остается на оккупированных территориях, тем труднее их вытаскивать»
Порой приходится слышать от обывателей, мол, власть ничего не делает, или делает недостаточно, для освобождения украинских заложников.
В значительной мере такие разговоры возникают от недостатка информации. Но есть и сознательные спекуляции на этой болезненной теме. Несмотря на этот скептицизм и критиканство, сложный, драматический процесс освобождения наших заложников идет, и, слава Богу, в Украине с горем пополам удается извлекать из ада плена своих граждан. По официальным данным, в плену ОРДЛО сейчас находится 111 украинцев, однако сами боевики подтверждают у них наличие только 45-ти. При этом не дают украинской стороне точной информации о месте содержания заложников. Последний пример увольнения впечатляющий. Без слез невозможно было смотреть телевизионные сюжеты о передаче украинской стороне Владимира Жемчугова и Юрия Супруна.
Что остается за кадрами, на какие компромиссы готова идти Украина, чтобы вытаскивать из плена украинцев, – в эксклюзивной беседе с первым вице-спикером Верховной Рады, членом Минской гуманитарной подгруппе Ирина Геращенко.
— Ирина, чем приходится жертвовать, чтобы вытащить людей из плена боевиков?
— Здесь важно не навредить. Дело в том, что чем меньше заложников остается на оккупированных территориях, тем труднее их вытаскивать. Другая сторона, имею в виду Российскую Федерацию и полностью контролируемых ею боевиков, прекрасно осознает, что заложники – это то единственное, чем можно шантажировать Украину, пытаться давить на нас. Освобождением заложников я занимаюсь с мая 2015 года, когда были созданы Минские группы. В гуманитарной подгруппе работаю я и Виктор Медведчук, которого туда делегировала СБУ. Украина использует любые возможности, чтобы вытащить наших людей. Это было нужно, чтобы иметь контакт с другой стороной. Среди заложников есть и Тарас Колодий из Львова. Мы делаем все возможное для его освобождения, но пока безуспешно, и это больно. Тараса в марте этого года привезли на блокпост и уже должны были уволить, но в последний момент боевики отменили это освобождение.
— Почему так происходит?
— Трудно сказать. Это очередная игра с иной стороны, попытка поднять ставки. Например, Владимира Жемчугова должны были уволить еще в ноябре прошлого года. Даже реанимобиль поехал на блокпост, жена была в Краматорске, ей уже передали документы от другой стороны, что не имеет претензий к врачам. И вдруг все сорвалось. Нам просто сообщили, что его не отдадут. При том, что украинская сторона тогда выполнила предпосылки и мы готовы были передать ОРДЛО других людей… Собственно, в вопросе освобождения заложников мы готовы в крупнейших компромиссов. Это живые люди, они герои. Другая сторона относится к этому вопросу как к торгу. Требуют амнистии, хотя в одной стране мира амнистия не происходит во время боевых действий. Если мы дорожим людьми, бьемся за них, то другой стороне на людей плевать. Например, в мае этого года ВСУ задержали вблизи Мариуполя восемь так называемых саперов. Так они себя позиционировали, говорили, что разминировали поле. На самом деле это были диверсанты…
— Русские?
— Нет. Это представители так называемой ОРДЛО, но все они проходят подготовку в лагерях, организованных ФСБ. Мы были готовы их обменять, но другая сторона отказалась. Их интересует только амнистия для главарей. За все время работы Минской подгруппы нам удалось освободить 85 человек. Но в этом году процесс идет очень тяжело. С начала года мы освободили лишь 14 людей с оккупированных территорий и из трех российских тюрем
— Что конкретно требуют от Украины?
— Шантажируют, как сомалийские пираты. Только вместо выкупа не деньги, а закон об амнистии и какие-то нереалистичные списки из 600 человек, которых должны им отдать. В тех списках есть люди, которые никакого отношения к зоне конфликта не имеют. Там бандиты и террористы, которые либо уже отбывают наказание, либо в отношении них продолжаются следственные действия по организации террористических актов, например, в Одессе или Харькове. Это лишь подтверждение того, что за попытками осуществить террористические акты, чтобы дестабилизировать ситуацию, стоит РФ и контролируемые ею боевики. Есть нюанс. В Минских соглашениях указано, что должны быть освобождены люди, которых удерживают незаконно. На оккупированных территориях бандформирования удерживают заложников незаконно. За что их арестовали? Если это гражданские, то это надуманные обвинения в стиле сталинских времен за шпионаж в пользу Украины. Если военные, то за то, что выполняли свой долг. В Украине никого незаконно не удерживают. Но ради освобождения заложников мы готовы к компромиссу, готовы передать другой стороне тех, на руках которых нет крови. Или через процедуру помилования, или изменения меры пресечения. Еще одна проблема: они не подтверждают нам заложников, не говорят о месте их пребывания. Например, точно знаем, что Тарас Колодий попал в плен после страшных событий в Дебальцево, в Донецком аэропорту,то есть почти два года. А подтвердили, что он у них, несмотря на то, что мы это знали, только летом этого года. Но не говорят, где его сейчас содержат. Мы по крупицам узнаем, что некоторых ребят перевели из прежнего помещения Донецкой СБУ в Енакиевскую колонию. Даже информацию о заложника трудно получить. Бьемся за допуск международных гуманитарных организаций на оккупированные территории. Это бы помогло и в поиске людей, и в увольнении. Выступаем за привлечение к этой миссии Международного комитета Красного Креста. Но другая сторона не дает согласия. Российская Федерация не допускает ни до тюрем в Крыму, где удерживает крымских татар, ни до наших политзаключенных, поэтому, разумеется, не хотят и Красный Крест допускать.
— Не трудно догадаться, почему Россия не допускает до своих тюрем. Собственно, что освобожденные заложники рассказывают об условиях их содержания!
— Едва ли не единственный позитив с начала работы Минской гуманитарной группы, прекратились пытки. Это подтверждают, в частности, освобождены заложники.
Конечно, есть ужасное моральное давление, унижение, могут ударить, но таких массовых пыток, как было раньше, уже нет. Одного заложника, львовянина, которого уволили осенью прошлого года, пытали так, что на спине по живому ножом вырезали фашистскую свастику. Боевикам не понравилось имя парня, считали его очень бандеровским. Другому парню за то, что имел татуировку трезубца на руке, руку отрубили. Или вспомните парады пленных. Но все эти ужасы происходили до Минских соглашений.
— Что их заставило измениться?
— Думаю, то, что мы привлекли к этому внимание международной общественности.
— Есть ли среди заложников женщины? И известны факты сексуального насилия?
— Женщины есть. Одна женщина попала в плен недавно. Она представительница силовых структур. Неосторожно уехала на свадьбу к родственникам на оккупированную территорию, ее там и сдали. Есть еще одна женщина с Западной Украины, которая в списках значится как представитель СМИ. Конкретными фактами сексуального насилия против женщин в плену я не владею. По крайней мере женщины, которые были уволены, об этом не говорили. Но нам известно, что сексуальное насилие процветает на оккупированных территориях и в серой зоне в отношении гражданского населения. Не исключаю фактов, что такое насилие применялось и в отношении пленников, но вы же понимаете, насколько это деликатная тема…
— Какова роль Виктора Медведчука?
— В ноябре 2014 года СБУ создала специальную группу для освобождения заложников, куда вошли бывший заместитель главы СБУ Грицак, его советник Тандит и Медведчук. Цель – привлечь все возможные ресурсы для освобождения людей.
— Отношение к Медведчуку в обществе известно. Вы с ним сейчас работаете в одной подгруппе…
— Я работаю в Минской группе, а это 4 подгруппы, и там представлены разные люди. Мое участие была определена президентом. Медведчук участвует в переговорах как человек, который имеет контакт с другой стороной. Под другой стороной я имею в виду РФ и боевиков. К сожалению, все ключи от решений, в том числе относительно увольнений, находятся в Кремле. Все последние увольнения происходили после персональных телефонных переговоров Порошенко с Путиным. Нашему президенту приходилось наступать себе на горло, чтобы вести с ним диалог. И относительно освобождения Надежды Савченко, и относительно освобождения Солошенко и Афанасьева, и в отношении Жемчугова и других наших ребят. При этом Путин говорит: «да, Да, пусть Виктор Владимирович передает все документы в соответствующие структуры…». Наша задача – вытащить людей из плена. За счет компромисса, но не за любую цену. Родину мы не продаем.
— Что-то известно о реакции Британии и мирового журналистского сообщества на недостойное поведение пророссийского пропагандиста Грэма Филлипса во время освобождения Жемчугова и Супруна?
— Мы говорили с послом Британии. Британская сторона говорит, что Филлипс нарушил законодательство Украины с точки зрения пересечения границы (в июле 2014 года Служба безопасности Украины задержала Филлипса и приняла решение о его выдворении за пределы Украины с запретом въезда на три года. – Авт.). То есть Украина имела бы его привлечь к ответственности… Он ехал в автомобиле с Володей и его там терроризировал. От Британии мы ожидали осуждения его поведения, и такое осуждение есть. Я направила соответствующие письма международных организаций, в частности к спецпредставителя ОБСЕ по свободе слова Дуни Миятович, и сегодня получила от нее письмо, где она пишет, что шокирована, что такие случаи должны получить самое жесткое осуждение. Сам этот Грэм, говорят, счастлив, что получил дополнительную популярность. Он, очевидно, считает, что кремлевские работодатели только имели бы поднять ему гонорар. Наша задача показывать, какими методами, какой «химическим» оружием в информационном пространстве в этой гибридной войне воюет против нас Россия. Такие случаи не должны оставаться безнаказанными.
Во время освобождения заложников, их передачи, а это происходит в так называемой серой зоне, то есть после нашего крайнего блокпоста, важно, чтобы не было малейшей провокации. Этот персонаж біснувався для того, чтобы произошла какая-то заворушка, чтобы у кого-то из наших не выдержали нервы, и операция была сорвана. На мосту стояли четыре наши телеоператоры, я и два представители СБУ без оружия. Напротив нас стояли люди с оружием и толпа пропагандистов. Благодарна, что наши ребята не поддались на эту провокацию.
— Видела потрясающее фото, как вы переводите Владимира через противотанковые мины. Страшно?
— Нет, не страшно. Просто на эти мины не надо наступать. Владимир на один глаз не видит, на второе очень размыто. Я показывала ему, где становиться. Если бы удалось его вытащить год назад, то зрение бы спасли. Сейчас врачи диагностируют, можно ли что-то сделать. Европейские депутаты, которые встретились с экс-заложниками и их семьями, пообещали, что будут способствовать их лечению. Уже передали через немецкое посольство документы Владимира.
— Вопрос как к вице-спикеру. В последнее время все чаще слышны разговоры о досрочных выборах в парламент. Знаем, что есть определенные политические силы, которые очень педалируют эту тему. Насколько прочной является коалиция?
— Конечно, коалиции хотелось бы иметь более прочный запас голосов. Но вспомним прочную коалицию во времена президентства Януковича… Меня больше тревожит вопрос безответственности представителей определенных политических сил. На выборах они обещали работать совместно с нами, чтобы менять страну. С Блоком Петра Порошенко и “Народным фронтом” их не разделяют какие-то идеологические принципы, евроинтеграционные, реформаторские стремления, но они потирают руки, когда нам не хватает голосов. Когда оппозиция подает законопроект, то он не может быть принят без голосов большинства. Мы же не ведем себя по принципу “на зло не будем голосовать”. Мы анализируем не то, кто автор законопроекта, а его содержание, его полезность. Зато со стороны бывших партнеров видим другую позицию – “будем вас шантажировать определенными законопроектами”. Не понимаю, почему “Самопомощь” вдруг ушла в оппозицию? Какие у нее с нами принципиальные разногласия? В оппозиции сейчас находиться комфортно. Властям трудно, но это вопрос ответственности. У нас У всех один оппонент – внешний враг и пятая колонна в Украине. Неужели это не понятно. Но если кто-то думает уже о 2019 год, то до этого времени еще дожить надо, страну сохранить.
— Один из камней преткновения между бывшими союзниками – это голосование во втором чтении за изменения к Конституции за так называемый особый статус Донбасса. Понятно, голосов под это нет. Несмотря на это, наши западные партнеры давят, чтобы заставить украинский парламент наступить себе на горло…
— Хочу передать привет всем “знайкам” и “пророкам”, которые говорили, что уже в июле на Донбассе будут выборы. В парламенте создали дискуссионную площадку по поводу работы Минских групп. Последняя встреча была посвящена теме безопасности, куда пришел Евгений Марчук, который рассказал о ходе переговорного процесса, как происходит отвод оружия, как видим дальше развитие событий. Фракции, которые больше всего кричат, что “измена” и “все пропало”, туда даже не пришли. Им неинтересна правда. У них своя правда. Что бы не говорил Байден ли Штайнмайер, они произносят свою политическую позицию, которая зачастую предназначена для своего внутреннего пользователя. В их странах будут выборы, там разное отношение к России, есть конъюнктурные интересы их бизнеса. Они политики, которые работают не на украинского избирателя. Для нас важно, что говорят и делают наши политики. Украина больше всего заинтересована в окончании войны на Донбассе, потому что там гибнут наши люди, там оттяпали кусок нашей территории. Мы осознаем, что закончить эту войну можем в политико-дипломатический способ, но через усиление нашей армии, над чем серьезно работаем. Мы привержены Минским соглашениям. Там есть первоочередные пункты, которые создают почву для других пунктов. Первоочередные два блока – безопасный и гуманитарный. Пока что ни одного пункта из этих двух блоков не выполнено! Итак, о которые параллельные процессы можно говорить. Нет ни одной предпосылки для перехода к политическому блоку. Нет ни одной предпосылки для вынесения законов о выборах или изменений к Конституции в сессионный зал сейчас! И об этом откровенно говорит и руководство страны. Относительно особого статуса. Мы должны понимать, что на Донбассе уже никогда не будет так, как было раньше. Там действительно есть особенности, потому что там катком проехалась война. Но подчеркиваю, что пока нет никаких оснований говорить о голосовании в парламенте…
— Но в первом чтении изменения в Конституцию были проголосованы…
— Да. Проголосовано – не значит, что оно вступило в действие. Это продлило санкции. Когда сегодня РФ страдает от санкций, это и есть наша дипломатическая победа. Мы на войне и должны быть хитрее и мудрее. Логика Путина понятна – всучить нам эти территории, нашпигованные оружием, чтобы мы их финансировали. Чтобы формально они были в Украине, а руководили ими из Москвы. Этого не будет!