Перевод предновогодней статье Джорджа Сороса с сайта Project-syndicate.

В ней — откровенные оценки новой американской администрации, ожидания от возможного сотрудничества США с диктаторскими режимами, включая с российским, а также прогноз Сороса относительно проблем, которые ждут мир уже в ближайшем будущем.

Задолго до того, как Дональда Трампа избрали президентом США, я отправил своим друзьям праздничные поздравления с такими словами: «Эти времена – не business as usual. Желаю вам всего наилучшего в этом неспокойном мире». Сегодня я чувствую, что должен поделиться этой вестью с остальными мира. Но сначала я должен сказать кто я и что я отстаиваю.

Я – 86-летний венгерский еврей, который стал гражданином США в конце Второй мировой войны. С самого детства я узнал, как много зависит от того, какой политический режим возьмет верх. Моя жизнь сформировалось под влиянием оккупации Венгрии гитлеровской Германией в 1944 году.

Он обеспечил фальшивые документы для своей семьи и многих других евреев; с его помощью большинство из них выжили.

В 1947 году я бежал из Венгрии, которая на то время оказалась под властью коммунистов, в Англии. Уже студентом Лондонской школы экономики я попал под влияние философа Карла Поппера и потом развил свою собственную философию, построенную на двух столпах: погрішимості и рефлективности. Я установил различие между двумя типами политических режимов: таких, где люди выбирали своих лидеров, чтобы те заботились об интересах избирателей, и других – в которых правители стремились манипулировать своими подданными, чтобы те служили интересам правителей. Под влиянием Поппера, я назвал первый тип общества открытым, второй – закрытым.

Эта классификация слишком упрощена.

История знает много уровней и вариаций, от хорошо функционирующих моделей в недееспособных государств, с большим количеством уровней управления в каждой конкретной ситуации. Однако я считаю полезным различать эти два типа режимов.

Я стал активным адвокатом первого и оппонентом второго.

Нынешний исторический момент – очень болезненный для меня. Открытые общества — в кризисе, а различные формы закрытых обществ, от фашистских диктатур в мафиозных государств – на подъеме.

Как такое могло произойти? Я вижу этому единственное объяснение: избранные лидеры не смогли удовлетворить законные ожидания и стремления избирателей, и эта неспособность привела к разочарованию избирателей в основных разновидностях демократии и капитализма.

После распада Советского Союза США остались единственной сверхдержавой, приверженной принципам демократии и свободных рынков.

Основное изменение, произошедшее с тех пор – это глобализация финансовых рынков, сторонники которой утверждали, что глобализация умножает общее богатство. В конце концов, если достижениями тех, кто выиграл, компенсировать потери тех, кто проиграл, они все равно останутся в выигрыше.

И это был ложный аргумент, поскольку не брался во внимание тот факт, что те, кто выиграл, вряд ли когда компенсируют потери тем, кто проиграл. Однако потенциальные победители потратили достаточно денег, чтобы обеспечить превосходство этого аргумента. То была победа верующих в беспрепятственное свободное предпринимательство, или, как я их называю, «рыночных фундаменталистов». Поскольку финансовый капитал является неотъемлемым компонентом экономического развития, и лишь некоторые развивающиеся страны могли генерировать достаточно собственного капитала, глобализация распространилась как лесной пожар.

Финансовый капитал смог свободно передвигаться, избегая налогообложения и регулирования.

Глобализация имеет далеко идущие экономические и политические последствия. Она привела к полному экономическому взаимосвязи между бедными и богатыми странами; но одновременно она также увеличило неравенство внутри как бедных, так и богатых стран.

В развитых странах мира выгоды получили преимущественно крупные собственники финансового капитала, которые составляют менее 1% населения. Отсутствие политики перераспределения стала основным источником недовольства, которое эксплуатируют противники демократии.

Но были и другие сопутствующие факторы, особенно в Европе.

Я считал его воплощением идеи открытого общества: ассоциацией демократических государств, которые были готовы отдать часть своего суверенитета ради общего блага.

ЕС начался как смелый эксперимент в сфере, что Поппер называл «поэтапной социальной инженерией». Лидеры установили достижимую цель и фиксированный график, а также мобилизовали политическую волю, необходимую для достижения этой цели, прекрасно зная, что каждый шаг потребует следующего шага вперед.

Именно так Европейское объединение угля и стали развилось в Евросоюз.

Но потом что-то пошло не так удручающе. После Краха 2008 года добровольное объединение равных превратилось в отношения между кредиторами и должниками, где должникам было трудно придерживаться своих обязательств, а кредиторы устанавливали условия, которым должники должны были повиноваться.

Эти отношения не были ни добровольными, ни равными.

Германия предстала как государство — гегемон в Европе, но не смогла придерживаться обязательств, которые должны выполнять успешные гегемоны – а именно смотреть за пределы своих собственных узких интересов на интересы людей, которые зависят от них.

Сравните поведение США после Второй мировой войны с поведением Германии после Краха 2008 года: США начали план Маршалла, который привел к развитию ЕС; Германия ввело программу жесткой экономии, которая служила ее собственным узким интересам.

Перед воссоединением Германии эта страна была главной движущей силой европейской интеграции: она всегда была готова давать чуть больше, чтобы удовлетворить тех, кто наращивал сопротивление. Помните вклад Германии в удовлетворении требований Маргарет Тэтчер относительно бюджета ЕС?

Но воссоединение Германии по моделю «1 к 1» оказалось очень дорогим. Когда упал «Lehman Brothers», Германия не считала, что она достаточно богата, чтобы брать на себя любые дополнительные обязательства. Когда европейские министры финансов заявили, что не позволят упасть одной другой системно важного финансовом учреждении, канцлер Германии Ангела Меркель, правильно прочитав желания своего электората, заявила, что каждое государство-член ЕС должна заботиться о свои собственные учреждения.

После Краха 2008 года и ЕС, и еврозона становились все более неспособны к действиям. Доминирующие показатели (в странах-членах) становились все более далекими от предусмотренных Маастрихтским договором, однако и изменить договор стало все труднее, даже невозможно, поскольку изменения невозможно было бы ратифицировать.

Еврозона стала жертвой устаревшего законодательства; ввести крайне необходимые изменения стало возможно лишь найдя лазейки в нем. Именно так органы власти ЕС становились все более сложными, а избиратели – отчужденными от них.

Усиление антиевропейских движений еще больше повредило функционированию институтов. Эти силы дезинтеграции получили мощный импульс в 2016 году, сначала от Brexit, затем Трампа от выборов в США, а 4 декабря – от отказа значительного большинства итальянских избирателей от осуществления конституционной реформы.

Демократия переживает кризис.

Хотя Трамп смягчил свою риторику после избрания, он не изменил ни свое поведение, ни своих советников. В составе его кабинета — некомпетентные экстремисты и отставные генералы.

Что впереди?

Я убежден, что демократия в США выстоит. Конституция и институты, в частности – четвертая власть, достаточно сильные, чтобы противостоять перегибам со стороны исполнительной власти, и это предотвратит превращение потенциального в настоящего диктатора.

Но США в ближайшем будущем будут заняты внутренней борьбой, в то время как меньшинства будут страдать. США не смогут защищать и продвигать демократию в остальных странах мира. Наоборот, Трамп будет более приемлем для диктаторов. Это позволит некоторым из них достичь компромисса с США, а другим — продолжать свои дела без помех.

К сожалению, это будет иметь поддержку со стороны его ключевого электората.

Меня особенно беспокоит судьба ЕС, над которым нависла угроза попасть под влияние президента России Владимира Путина, чья концепция управления несовместима с концепцией открытого общества. Путин не является пассивным выгодоприобретателем за такого развития событий; он много работал, чтобы эти события создать.

Он понял слабую сторону своего режима: тот способен эксплуатировать природные ресурсы, но неспособен генерировать экономический рост. Он почувствовал угрозу «цветных революций в Грузии, Украине и других местах. Сначала он попытался взять под контроль контролировать социальные медиа. А затем сделал блестящий шаг: использовал бизнес-модель социальных медиа для распространения дезінформацій и фейковых новостей, дезориентируя избирателей и дестабилизируя демократические страны.

Именно так он помог избраться Трампу.

То же, вероятно, состоится в европейском избирательном сезоне 2017 года в Нидерландах, Германии и Италии. Во Франции оба ведущие кандидаты близкие к Путину и стремятся вмиротворювати его. В случае победы любого из них доминирование Путина в Европе станет fait accompli – заданием, которое выполнено.

Я надеюсь, что как лидеры, так и граждане Европы поймут, что это несет угрозу их образу жизни и ценностям, на которых был основан ЕС. Проблема в том, что метод, к которому прибег Путин чтобы дестабилизировать демократию, нельзя использовать для восстановления уважения к фактам и сбалансированного видения реальности.

Евросоюз оказался на грани развала с замедлением экономического роста и с выходом кризиса беженцев из-под контроля.

Те, кто верит, что ЕС необходимо спасти, чтобы изобрести его снова, должны приложить всех возможных усилий для достижения лучшего результата.